Тут же дверь распахнулась, и вошел мужчина. Круглолицый, с торчащими усами, он удивительным образом напоминал моржа. Взгляд умный, оценивающий.
— Доброго дня, гості довгоочікувані! Ласкаво просимо!
Надзиратель представил его начальству:
— Аким Харитонович Дудка, владелец «Веников». И дружественный закону человек, скажем так. А это чиновник особых поручений Департамента полиции надворный советник Лыков.
— Алексей Николаевич, — назвался сыщик и протянул трактирщику руку.
— Дуже приємно. У вас, мабуть, справа важлива? Якщо з Петербургу приїхали.
Асланов повелительным жестом усадил всех за стол. Придвинулся к хозяину и начал рассказывать. Он говорил не спеша, четко выговаривая слова, так, чтобы собеседник лучше запомнил:
— Был такой Афонасопуло, Платон Иваныч. Служил оценщиком в Киевском частном коммерческом банке. Из благородных.
Дудка про себя повторил фамилию и кивнул — валяй дальше.
— Недавно его труп нашли застрявшим в пароходном колесе. А до этого несчастья успел господин Афонасопуло накатать кучу писем. Сначала полицмейстеру да губернатору; те молчок. Тогда он написал министру финансов Витте.
— Про що листи?
— Будто бы Меринг — знаешь такого? — крадет деньги из своего банка. И вкладывает в строительство. Оценщика заставляет завышать цену заклада, чтобы больше своровать. А стройка будто бы неудачная, кредиты не вернутся, все это мошенничество.
Трактирщик снова кивнул. Надзиратель продолжил:
— Меринг женат на дочери Витте. Не родной, приемной, но это тоже сильно. И министр послал сюда господина Лыкова разведать: правда ли здесь аферизм? Тот приехал, а писателя нашего в колесе нашли. Подозрительно.
— Ага. Що потрібно від мене?
— Я подумал на никольских. Афонасопуло был игрок, часто плавал на тот берег, дулся в карты в «Венеции»…
Дудка опять покачал головой, на этот раз осуждающе.
— …И подозреваю я в нападении Созонта Безшкурного.
— Чому його?
— Самый сильный. Простому подкалывателю мокрый грант
[19] не по чину. А тут сложили благородного, и концы в воду. Смело.
— Так, схоже на Созонта. Все?
— Нет. Сегодня появилась еще одна ниточка. Оказывается, игрок не только зеленое поле любил, но и скаковое. Недавно сорвал куш, три тысячи.
— Великі гроші.
— О чем и речь. Жил он на Лабораторной, баба у него где-то на Рогнединской.
— Могли кукушкінські…
— Теперь все.
Дудка разлил водку по рюмкам (Лыков не стал возражать), поднял свою и сказал:
— Будьмо.
Все чокнулись и принялись закусывать. Алексей Николаевич отведал горячей ветчины — вкусно. Хозяин выставил все самое лучшее.
— Отже, я маю рознюхати двi речi: нiкольских i хто мiг приткнути благородного на горi. Так?
— Да, — впервые заговорил питерец. — Безшкурный к вам заходит?
— Дуже рідко. Обережний, намагається на правий берег не з’являтися…
— И как же вы разнюхаете?
«Морж» отставил рюмку и хитро сощурился:
— Не вперше. Созонт — птах важний. Але є маленькі пташки, прилітають і співають, дурненькі. Ось вони нам і потрібні.
— То есть? — спросил Лыков, хотя уже догадался, что имел в виду хозяин трактира.
— Сюда ходять грантовщики з лiвого берега. Не бояться, знають, що полiцiя куплена. Так вони думають, дурнi. Отже, у Нiкольской слободi чотири або п’ять зграй, може, i бiльше. Вiд Созонта люди нiчого не скажуть. Про своi справи всяк промовчить. А ось про iнших говорять охоче. У мене тут зразок клубу. Збираються чолов’яги i пересуджують. Усi новини сюди течуть. Якщо Безскурний узяв великий дуван, про це стане вiдимо. Хлопцi одне одному бовкне, а я й на вус намотаю.
Тут Асланов счел нужным перевести:
— Сюда ходят грантовщики с того берега. Не боятся, знают, что здесь полиция куплена. Так они думают, дураки. Вот. В Никольской слободе четыре или пять шаек, может, и больше. От Созонта люди ничего не скажут. О своих делах всякий промолчит. А вот об чужих говорят охотно. У него здесь навроде клуба. Сходятся людишки и судачат. Все новости сюда поступают. Ежели Безшкурный взял хороший дуван, об том станет известно. Люди друг дружке сболтнут, а он подслушает.
— Понятно.